На пути импортозамещения медицинского оборудования пять высоких барьеров, и преодолеть их самостоятельно, без помощи государства, производитель не в состоянии.

На протяжении последних полутора лет правительство страны дважды пыталось резко ограничить импорт медицинской техники и оборудования. Уже в начале августа нынешнего года список запрещённых медизделий был значительно расширен. Эти события вызывали в обществе бурю недовольства, о чём не раз писало и «НВ». Но только после того, как в прошлом месяце президент Владимир Путин заявил, что государство не будет ограничивать импорт в сфере здравоохранения, страсти поутихли. Насколько отечественный производитель готов к импортозамещению медоборудования? В какой мере можно говорить о качестве этой продукции? Что нужно, чтобы этот сегмент рынка успешно развивался? Таков круг тем, которые в беседе с корреспондентом «НВ» затронул генеральный директор одной из профильных компаний Владимир Цимберг.

– Владимир Викторович, рынок медоборудования оценивается минимум в 242 миллиарда рублей. Так что нетрудно догадаться, кому выгоден запрет импорта. Признайтесь, ваша компания не в числе лоббистов?

– Нет, мы точно не лоббировали подобные запреты. Да и вряд ли вы найдёте таких лоббистов. Наша отрасль, несмотря на социальную значимость того, что мы производим, не настолько сильна, чтобы у неё были какие-то стёжки-дорожки во власть.

– Но разве это не тот случай, когда, как сказал поэт, «если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно»?

– Карл Маркс был прав: «Нет такого преступления, на которое бы не пошёл капитал ради 300 процентов прибыли». Однако это не та ситуация. Всякие запретительные меры очень плохи для всего общества и, в частности, для бизнеса. Для развития своего производства есть другие, экономические, механизмы стимулирования.

– Давайте представим себе, что запрет на импорт медоборудования всё же ввели. Насколько готовы российские фирмы компенсировать поставки из-за рубежа?

– У меня нет конкретных цифр. Но по моим представлениям речь может идти примерно о трети. Причём в основном это довольно простое оборудование. Да, я знаю производителей – некоторых лично, – которые выпускают сложную технику. Но в ней велика доля импортных компонентов. Конечно, можно, как у нас это нередко делается, привезти из-за границы прибор, разобранный по деталькам, а здесь собрать и назвать его российским, но не надо себя обманывать – это всего лишь отвёрточная сборка.

– Некоторые эксперты утверждают, что на импортное медоборудование приходится примерно 80 процентов, это, видимо, без учёта отдельных деталей и узлов. Да пусть бы хоть всего 20! Гораздо важнее не объёмы, а качество. Как с этим обстоит у ваших отечественных конкурентов?

– Я знаю три-четыре российские фирмы, которые уже пробуют развиваться на западном рынке. Например, «Люмэкс», который успешно продвигает своё аналитическое лабораторное оборудование (спектрометры, спектрофотометры) не только на нашем рынке, но и на зарубежном. Но, увы, это лишь исключение, которое подтверждает общее правило.

– А ваша компания? Насколько я знаю, это средний бизнес, но вы работаете по всему циклу – от идеи до конечного продукта в упаковке. Насколько эта модель сегодня типична для России в вашей отрасли?

– За рубежом заказывают отдельные разработки. Есть инжиниринговые компании, которым можно принести идею просто на салфетке. Но в России такой инфраструктуры нет. И все, кто занимается производством, функцию НИОКРа тащат на себе сами. И это при том, что доля НИОКРа в производстве, за небольшими исключениями, у нас мизерна – чуть ли не 2 процента. А в развитых странах она доходит до 20 процентов!

Там умеют маркетировать НИОКР и доводить его до покупателя. А у нас даже то, что появляется, остаётся только на уровне каких-то идей. Это вопрос культуры и менталитета. Кстати, идей сегодня тоже не так много.

– Всё же, думаю, идей у нас не меньше, просто большинство из них не имеет перспективы.

– Да, идей у нас мало не потому, что мы глупее. Для чего вы будете что-то придумывать, если понимаете: кроме вашей тетрадки, это никуда не пойдёт. Когда есть инфраструктура для реализации идей, есть и спрос. А когда есть спрос, есть и предложение.

Но тут ещё вот какая беда. Немало разработчиков, которые пробуют что-то реализовать самостоятельно. А культура предпринимательства у нас отсутствует...

– У нас на сей счёт есть хорошая присказка: придумать каждый дурак может, а ты попробуй это довести до ума и ещё продать.

– Совершенно верно. И на деле получается так: придумал я, например, кандидатную молекулу. Знаю, что она может воздействовать на клетки опухоли и это как минимум затормозит развитие болезни. На каком этапе это можно продать? Пациенту – да. Фармкомпании – да. Разработчику – да. Другими словами, есть целая цепь покупателей. За рубежом этот рынок работает так. Идёт по выставке биотехнологических инноваций венчурный инвестор, у него за плечом умный консультант. И они покупают на стендах у исследователей те же кандидатные молекулы или какие-то другие разработки в общей сумме на 10 тысяч долларов. Потом 9000 сгорают, но одна разработка остаётся, и она продаётся уже за 100 тысяч следующему инвестору. А дальше отметаются ещё 9 таких разработок, но 10-ю продают уже за 10 миллионов. А ещё дальше в цепи стоит какая-нибудь «биг фармкомпани», которая крутит ещё большие деньги. Но тут что важно: тот человек, который придумал эту молекулу, он её продал вовремя.

У нас же в большинстве случаев такой умник считает, что, если он набрёл на светлую идею, её нужно довести до конечного потребителя. Я знаю много таких фактов: учёные годами мучительно тянут свою разработку через все исследования, испытания, протоколы, регистрации, маркетирования, и на это уходит жизнь. А в конце концов усилия заканчиваются ничем…

– Давайте вернёмся к проблемам импортозамещения. Наверняка нет сегодня ни одной страны в мире, которая могла бы сама выпускать всё необходимое медоборудование, да к тому же по качеству не уступающее мировым образцам.

– Конечно, ведь мы живём в глобальном рынке.

– И потому стремиться к полному импортозамещению в наукоёмких областях – в том числе в области разработки и производства медоборудования – порочная идея. Мы ведь уже проходили это при советской власти, когда в СССР очень хотели всё производить сами, и к чему это привело, помним.

– Полностью с вами согласен.

– Итак, продолжим. Я так понимаю, что у нас нет такого инновационного рынка, о котором вы говорили, потому что Россия ещё слишком молодая страна, чтобы успеть создать этот рынок.

– Да, конечно.

– Зато есть искусственные барьеры, которые мешают. Что же именно?

– Первое – образование, которое у нас в последние десятилетия просто рухнуло. У меня в компании работают высокоинтеллектуальные молодые сотрудники. Но каждого мы выбирали из десятков, сотен кандидатов! Мы брали людей главным образом из Санкт-Петербургского госуниверситета, Политехнического университета и из Университета ИТМО. Не случайно в большинстве КБ коммерческих производственных предприятий два пенсионера, несколько молодых ребят, а все остальные – холёные менеджеры. Более того, за этими пенсионерами сейчас идёт охота. На каждом из них можно сделать бизнес. Они просто поставят предприятие. У них старая конструкторская школа, когда люди знали своё дело досконально, принимали на себя ответственность за то, что делают, и умели видеть целиком поставленную задачу.

Второе, что мешает, – это низкая производительность труда. Многие говорят, что по этому показателю Россия на последнем месте в Европе. Возможно, это и не соответствует истине. Но то, что у нас производительность, эффективность труда крайне слабые, – факт. Низкая производительность – это наша традиция, идущая ещё с дореволюционных времён. Есть много исследований на эту тему. Но я могу опираться на свой опыт: одну и ту же операцию наш рабочий выполняет примерно в 4 раза медленнее, чем китайский. Такова наша культура труда.

– Итак, первое – низкая подготовка кадров. Второе – низкая производительность. Третье…

– Третье – все более или менее высокопрофессиональные кадры находятся в Москве, это уже наша провинциальная специфика. Там больше платят.

Четвёртое – отсутствие промышленной инфраструктуры. За рубежом никто не делает корпуса для приборов, всё это заказывается у профильных организаций. В России, к сожалению, по-другому. У нас в компании есть лазерная установка за 600 тысяч евро, она загружена всего на 10 процентов, но мы не можем от неё отказаться. В Петербурге от 300 до 500 подобных установок, но либо рабочие там такие, что получается крайне низкое качество, либо, если качество высокое, запрашивают астрономические суммы. Когда я говорю о качестве, это не точность лазерного раскроя, а такие параметры, как сроки, использование нужного материала и так далее.

– Иными словами, причина всё та же: отсутствие конкуренции, а значит, нет и борьбы за клиента.

– Да, нет спроса, нет и предложения. Нет культуры. Те связи, которые были в Советском Союзе, разрушились вместе с государством, а новые не сложились. Это результат стратегической ошибки. В начале 1990-х было решено, что надо строить постиндустриальную экономику. Между тем экономически развитые страны как раз в то время стали отказываться от идеи постиндустриальности, то есть от экономики идей. Те производства, которые в своё время США, Европа вынесли в развивающиеся страны, они теперь возвращают обратно к себе. Западный мир строит неоиндустриальное общество. Это такое общество, где не только придумывают, но и производят. Они поняли: должен быть единый рынок.

Всего один пример – Детройт: из него вывели автомобильное производство, и город превратился в призрак, но теперь это производство туда возвращается. Ещё в начале 1990-х годов американское руководство обратило внимание на уменьшение занятости, на увеличение безработицы, на то, что пустеют американские города. И после 2008 года были приняты программы по возвращению производств в Америку. То же происходит в ведущих странах Европы, Японии.

– Вы назвали четыре препятствия на пути выпуска качественного медоборудования в России. Но есть ведь ещё и пятое – бюрократическая система.

– Это очень серьёзная проблема. В Индии фальсификация медицинских препаратов карается пожизненным заключением. У нас в стране, по некоторым оценкам, в прошлые годы фальсификат доходил чуть ли не до 60–70 процентов! А рынок биоактивных добавок представлял собой вообще дикое поле. Требовалась реформа. И она началась. Но в результате мы столкнулись с проблемами чудовищной сложности. Во всяком случае, то, что сегодня происходит на рынке расходных материалов и медоборудования, практически блокировало отрасль. Это не преувеличение, это констатация факта. Новая структура Минздрава – Росздравнадзор, – которая призвана контролировать качество медуслуг и продукции, связанной со здравоохранением, просто убивает производителя!

– В чём это выражается?

– Раньше, для того чтобы получить регистрационное удостоверение на ту или иную продукцию, можно было представить всю её гомогенную линейку и включить её в одно регистрационное удостоверение, а теперь всё надо регистрировать по отдельности. Если речь о нескольких приборах, которые отличаются всего лишь производительностью, это ещё можно как-то пережить. А если катетеры, шприцы, реагенты?.. Как любая компания – отечественная или зарубежная – может зарегистрировать каждый из 600, 1500, 5000 реагентов?! Ведь одно регистрационное удостоверение – это увесистый пакет документов, колоссальный труд, на который уходит от полугода до двух лет, а иногда и больше! Да вдобавок деньги. А они начинаются примерно с 10 тысяч долларов за одну позицию. Выходит, за 600 реагентов надо заплатить 6 миллионов долларов! Я знаю случаи, когда зарубежные компании, работавшие в России, уже свернули здесь своё производство. И они это сделали не из-за санкций, политических проблем, неразвитости нашей рыночной инфраструктуры, а только из-за новой процедуры получения регистрационных удостоверений.

У нашей компании десятки крупных и мелких поставщиков за рубежом. Мы с ними постоянно общаемся, и все в один голос говорят: ещё недавно самая страшная бюрократия была, несомненно, в США, на втором месте был Китай, потому что его бюрократия к тому же малопредсказуема, на третьем – Бразилия, на четвёртом – Россия. А сейчас Россия встала вровень с Китаем. Тем не менее с китайского рынка иностранцы не уходят, а с нашего – уходят. Почему? Да потому, что в Китае рынок в 10 с лишним раз больше нашего. Как говорила королева Виктория, лучшая помощь – не мешать подданным. Вот нам бы такую викторианскую эпоху!..

 

Источник: Газета Невское время